Приличия соблюдены
Название: Дочь Самурая
Автор: TimSpirit специально для WTF Postmodern 2015
Размер: мини, 2188 слов
Пейринг/Персонажи: Семён Сердюк, в эпизодах Акико Кавабата, Есицунэ Кавабата, Тимур Тимурович, упоминаются Пётр Пустота, Просто Мария.
Категория: джен
Жанр: missing scene
Рейтинг: R
Канон: «Чапаев и Пустота», пре-канон, пропущенные сцены, пост-канон
Краткое содержание: история Семёна Сердюка, до и после известных событий
Предупреждение: кровькишки как следствие харакири, немного табуированной лексики
Примечание: несколько цитат из произведений Виктора Олеговича Пелевина
Размещение: свободное и невозбранное
читать дальшеКогда в середине 80х пресытившуюся Европу захватила мода на всё «советское», а особенно – искусство, Семён Сердюк был молодым зелёным юнцом, безусым и патлатым. Первые его пробы кисти были благосклонно восприняты как в маргинальных тусовках, так и в богемных салонах, благо процентов на девяносто там обреталась одна и та же публика.
Вращаясь среди московских концептуалистов, молодой Семён быстро уяснил максиму о смерти постмодернизма, о том, что «всё уже украдено до нас» и без зазрения совести принялся нагло подражать авторитетам, что выражалось скорее в компиляции классиков, чем в банальном плагиате. Хотя грань между этими понятиями если и была, то настолько тонкая, что разглядеть её было сложнее, чем подделать защитные водяные знаки на стодолларовой купюре.
Впервые в жизни пачку таких купюр Сердюк увидел в мае 87го в Париже, будучи уже не ещё одним «юным вундеркиндом», а вполне себе молодым, достаточно известным в околобогемной среде человеком. В столице Франции Семён оказался по приглашению местных кураторов как участник радикальной арт-группировки «Паталогоанатомическая Герменевтика». На организованном стенде для советских нонконформистов были представлены среди прочих и работы Сердюка. Лягушатникам пришёлся по душе сердюковский китч, соц-арт, плавно меняющий «соц» на «поп» и белесые немытые патлы «советского Уорхолла». Наиболее скандальными произведениями негласно были признаны две картины Сердюка – монументальное полотно «Сталин и Ворошилов как зеркало ленинградского дзен-буддизма», а также «Товарищ Будённый купает своего красного коня в фонтане им. Дружбы Народов». Последняя работа была небольшого размера, но выполненной с такими натуралистическими подробностями, что краснели даже видавшие виды французские арт-критикессы.
Впрочем, по-настоящему известности и лавров Семён Сердюк не снискал. Может быть, опоздал родиться, может – опередил время. Время наступило жуткое, непонятное. Европа быстро утратила интерес к совковой экзотике. Агонизируя, приказал долго жить СССР, а появившаяся путём кесарева сечения Россия оказалась явно недоношенным ребёнком. Семён не особо интересовался состоянием дел в многочисленных уездах и губерниях, ему с головой хватало увиденного в родной столице. Дела творились лихие, инфернальные политические биеннале проходили каждый второй день, а уж какие там устраивались перформансы и инсталляции, не снилось и коню Будённого. Так или иначе, а в обновляющуюся реальность Сердюк абсолютно не желал вписываться, да и не смог бы вписаться.
Инстинкт самосохранения подсказал ему переждать девятый вал государственных реформ на дне. Сердюк забухал по-чёрному. Оставшаяся от родителей квартира в добротном доме сталинской постройки и некоторые нематериальные сбережения в виде пока ещё востребованных картин превратили Сердюка в вынужденно премудрого пескаря. Он с головой зарылся в алкогольный ил, пока где-то там над ним рыскали хищные барракуды, электрические скаты и прочие недружелюбные дары моря.
Бухал Сердюк с 1990 по 1996 год. Нет нужды останавливаться на том, какие вершины духа были покорены за эти годы, какие Марианские впадины исследованы. Любой соотечественник Сердюка в любой момент может стать очевидцем этих хроник, достаточно посмотреть на один из трёх стеклянных предметов – зеркало, окно или экран телевизора.
Однако Семён, добровольно закопавшись в ил, вовсе не скатился вниз по социальному эскалатору. Не продал и даже не обменял престижную жилплощадь, не распродал отцовскую библиотеку, на которую давно облизывались знакомые букинисты, был осторожен с собутыльниками, в гости старался лишний раз никого не приглашать. На жизнь и имущество Сердюка не покушались даже заполонившие столицу охочие до лёгких денег «братки», чьё появление было гениально предсказано футуристами начала века. Ил, который конденсировался из алкогольных паров, словно берёг его, консервировал для лучших будущих времён.
Рисование, правда, было заброшено, зато Семён не отказывал себе в чтении, моционах по Москве и приятным необременительным раздумьям о том, «что же будет с Родиной и с нами». Сердюк отдавал себе отчёт, что превращается в карикатуру на небезызвестного Васисуалия Лоханкина, но его вполне устраивала эта сермяжная правда.
Не известно, что бы случилось с Сердюком, если бы не одна страшная, жуткая, безумная история весной 1996го. Скорее всего бы, защитное свойство ила в конце концов улетучилось, а сердюковская печень оказалась бессильна против внезапного удара ножа или цирроза. Хотя, если верить милицейскому протоколу, примерно так всё и вышло. Сердюка нашли в подвале одного из домов на Нагорном шоссе. Он лежал у калорифера с разрезанным животом и «розочкой» в синеющей руке.
Так как Семён к тому времени не представлял для стражей закона особого материального интереса (свою квартиру несколько лет назад, поразмыслив, Сердюк благоразумно переоформил на живущую в провинции родную сестру), ему «оформили» суицидальный синдром на фоне белой горячки. И отпустили бы на все четыре стороны, не настаивай бывший художник на несколько иной версии произошедшего.
Версия была настолько живописна и насыщена экзотическими деталями, что случаем Сердюка заинтересовался сам Тимур Тимурович Канашников, профессор, светило мировой психиатрии.
Своей госпитализацией Сердюк абсолютно не тяготился. Он как будто снова вернулся в ставший родным ил, только на этот раз ил был не с алкогольным, а с фармацевтическим послевкусием. Стены «канашниковой дачи», как окрестили заведение по созвучию с фамилией главврача, надёжно защищали его обитателей от внешнего мира, а внешний мир – от самих «дачников».
Семён числился на хорошем счету у врачей и санитаров. Бежать не пытался, слюни не пускал, экскрементами стены не разрисовывал. Единственное, что могло обратить Сердюка в буйное состояние, была его ахиллесова пята, его личная внутренняя Сцилла и Харибда в одном флаконе духа – тема Японии.
Всё, что касалось страны восходящего солнца, Сердюк люто ненавидел. И вместе с этим, Япония манила, дразнила, притягивала его всё больше и больше. С разрешения Тимура Тимуровича ему был открыт доступ к журналам о «ниппонской» истории и культуре, книги по синтоизму, произведения Хяккена Утида, Мацуо Басё, Рюноскэ Акутагавы и Мурасаки Сикибу. Главврач поощрял интерес Сердюка, считая это одним из признаков выздоровления. Обладающий огромными связями Канашников даже расщедрился на роскошный подарок. К очередному дню рождения пациента он торжественно вручил прослезившемуся художнику несколько раритетных томов «Кондзяку моногатари», «Сказаний о былом и современном».*
* «Сказания о былом и современном» («Кондзяку моногатари») — антология XII в., собрание тысячи с лишним легенд, написанных в период Хэйан (794-1185). Первоначально состояла из 31 тома, на сегодняшний день сохранилось только 28.
Лёжа в лечебной ванной или прилежно зубря катакану* (*Катакана — одна из двух слоговых азбук японского языка. Чаще всего используется для записи иностранных слов.), Сердюк нередко ловил себя на мыслях о произошедшем с ним той весной 96го. Порой он и сам не мог вспомнить – а было ли в действительности то собеседование в «Тайра инкорпорейтед», был ли вечер поэзии с господином Есицунэ Кавабатой, отпустили они тогда своих коней на волю или прав Тимур Тимурович, и всему виной банальный алкогольный эскапизм? Иногда, чаще всего находясь на «гарроте», Сердюк опять возвращался на залитый его кровью татами, ожидая от господина Кавабаты обещанной последней услуги. Но мучавшие Сердюка призраки всё чаще отступали, освобождая место для совсем других воспоминаний…
…Тогда, в подвале дома на Нагорном шоссе, Сердюк из последних сил тянулся к иллюзорному теплу калорифера. Из распоротой от диафрагмы до пупка хары шёл густой настоящий пар, из Сердюка с каждым его движением вываливалось его «я» и со шмякающим влажным звуком раскрашивало холодный бетонный пол. «И всё-таки, какой же я хара-но най хито*, бездуховный человек. Господи, дай пожить ещё немного… – так думал Семён, мысленно соглашаясь с Тимуром Тимуровичем. – Допился тогда до состояния Му-Му, а сатори так и не достиг».*
*хара-но най хито (яп.) — дословно «человек без живота»; здесь: «бездуховный человек»
*My (кор., яп.) — дзэн-буддийская категория абсолютного отрицания. «Состояние Mу» – сознание, очищенное oт идеи внешнего мира. Достижение состояния Mу при жизни обеспечивает человеку просветление (сатори) и переход в Нирвану. На бытовом уровне — полное отсутствие чего бы то ни было, включая ответы на заданные вопросы. Часто трактуется как «забери вопрос назад».
Может, благодаря гению профессора Канашникова, может, по какой-то совершенно иррациональной причине, «японская версия» тех событий постепенно начала отходить куда-то на периферию его сознания. Не то, что бы она пропала совсем, вовсе нет. Скорее, уподобилась пузырям на водной глади. Когда Сердюк поделился этим ощущением со своим соседом по палате, сумасшедшим поэтом Петром Пустотой, тот в свойственной ему манере развил сравнение.
«Не просто пузыри на воде, Семён, - наставительно сказал ему Пустота, - скорее, фотография этих пузырей, завалившаяся за комод и давно съеденная крысами. Причём, возможно крысы съели её ещё до того, как она была проявлена».
Сердюк нашёл сравнение в целом убедительным.
Из-за трагического случая с этим самым поэтом Пустотой и получилось так, что в 2004 году Семён Сердюк, пролечившийся восемь лет и довольно сносно к тому времени говорящий на японском языке, был вынужден покинуть стены «канашниковой дачи». К слову, Тимур Тимурович уже несколько лет периодически предлагал Семёну выписаться обратно в реальный мир. Главврач считал Сердюка полностью исцелившимся человеком. Однако сам Семён под различными предлогами просил оставить его «ещё на пару неделек». Впрочем, добрейший Тимур Тимурович не настаивал.
Всё изменилось, когда случилось ЧП. История была мутная, обросшая дикими слухами. Из неё неопровержимым было только то, что Пётр Пустота застрелился прямо в кабинете профессора. Канашников счёл это своим личным поражением, сделался мрачен и неразговорчив. Через несколько недель он сухо и в категоричной форме попросил Сердюка «на выход».
Вернувшись «на гражданку», Сердюк, по прощальному совету Тимура Тимуровича, начал восстанавливать старые связи в художественных кругах и всячески социализироваться. Социализация выразилась, прежде всего, тем, что Сердюк первым делом решил выпить, даже не выпить, а самым натуральным образом нажраться. И с удивлением обнаружил, что полностью утратил способность пьянеть. Возможно, виной всему были годы лечения несколькими десятками различных препаратов. Но Семён случившейся перемене только обрадовался. На фуршетах и выставках он вливал в себя литры спиртного, сохраняя трезвость ума и чёткость речи. Между прочим, к немалой зависти собратьев по холстам.
С работой получилось и того лучше. Помогло давнее знакомство с Макаром Гетманом. Бывший ранее скромным куратором и весьма посредственным галеристом, ныне Макар перешёл в политтехнологическую плоскость, где, по слухам, пользовался авторитетом. Гетман помнил Семёна, и всячески обещал содействовать – в их среде пребывание в «дурдоме» было скорее положительной строчкой в резюме, чем пятном на репутации.
С подачи Гетмана, Сердюк получил неплохой заказ на оформление «Записи о деяниях древности».*
*(«Записи о деяниях древности» («Кодзики») — крупнейший памятник древнеяпонской литературы, один из первых письменных манускриптов, основная священная книга синтоизма. Включает в себя свод мифов и легенд, собрание древних песен и исторические хроники)
Впрочем, эта работа приносила скорее моральные, чем материальные дивиденды. Для увеличения последних Сердюк подрабатывал, оформляя очередные издания «Камасутры» («новые и дополненные», как безбожно врали аннотации). А больше всего денег приносили нарисованные им для узкого круга ценителей якобы японские комиксы, в которых маленьких школьниц с размером груди, нарушающим все мыслимые законы анатомии, жестко насиловали осьминогоподобные существа с щупальцами и присосками, а также всяческие человекообразные роботы.
Так шли дни. Случалось, в гости к Семёну заходил его знакомый и сотоварищ по «канашниковой даче» - Просто Мария, в миру оказавшийся просто Константином Сергеевичем. Если Семён по привычке снова называл Константина «Марией», тот не возражал. Выписался Мария за полтора года до Сердюка и сейчас работал охранником в Останкинском телецентре. Мужчины пили алкоголь (Мария предпочитал ликёры, Сердюку было всё равно), говорили обо всём по чуть-чуть, иногда поминали Петра Пустоту. Про предпринимателя Володина Марии ничего не было известно.
Порою, Сердюку снился профессор Канашников.
- И чем же вас, Семён, не устраивают современные реалии? – спрашивал в этих снах главврач.
- Да, в общем-то, устраивают. Особенно ассортимент алкогольной продукции на прилавках. Но, стоит напиться и уснуть, – делился сокровенным Сердюк, – всё время Советский Союз вспоминаю. Да и мерещится, уж извините за прямоту, Тимур Тимурович, хуйня всякая.
- Не соизволите уточнить?
- Да вроде бы всё путём, а как посмотришь под другим углом… или градусом – ну что-то вот всё не то. А что – непонятно. Вот такая вот хуйня, Тимур Тимурович…
Впрочем, эти сны не относились к категории «кошмаров», и в холодном поту после них Сердюк не просыпался.
…Неделю назад Сердюк купил сразу десять пол-литровых бутылок «Абсолюта». Или двенадцать? Или полторы недели назад? Такие вещи трудно определить. Сердюк заполнял водкой маленький холодильник, а если не хватало места, помещал «Абсолют» в ванную, приговаривая при этом вслух: «Эврика! Эврика!».
За окном вовсю набирал силу московский месяц май, в дверь стучали, кажется, уже долгое время и, кажется, ногой (звонок, слава богу, не работал). «Либо сосед, либо мусора» - решил Семён и решительно пошёл открывать…
…Открыл, и увидел молодую японку в красивом фурисодэ*, с вышитой стаей летящих над рисовым полем журавлей.
*фурисодэ (яп.) – фасон кимоно с длинными рукавами
- Доброго дня, господин Сердюк! – смущаясь, сказала девушка, прикрыв лицо рукавом. – Меня зовут Акико Кавабата, мой отец когда-то удостоился чести быть знакомым с вами.
- Суки, блядь, узкоглазые, хуй вам! – заорал побелевший Сердюк и попытался захлопнуть дверь. Японка взмахнула веером и…
…Кавабата улыбнулся и сказал:
- Пока вы, Семён, привязывали наших коней и ублажали мой слух поэзией, достойной времён жестокой войны между Минамото и Тайра, я накосил травы для кайсяку. То есть, для меня. Почту за честь быть вашим кайсякунином. Когда ваше тело станет единым целым с кусунгобу* и начнёт непроизвольно заваливаться набок, я взмахом меча отрублю вам голову нахуй, Семён. Воистину, какое благородное оправдание себя перед небом и людьми. А пока, может, ещё сакэ?..
*кусунгобу (яп.) – ритуальный кинжал для сэппуку
Ну вот и всё, подумал Сердюк. Небо высоко и конь накормлен.
Кавабата сказал:
- Видите ли, Семён, есть поэзия слов, а есть поэзия поступка, поэзия реальности…
Сердюк вплотную приблизился к Кавабате и ласково спросил:
- Ты хотел, блядь, реальной поэзии? На!
И что есть силы ткнул остриём меча прямо в его хару…
…Сердюк стоял на Крымском мосту и смотрел на проплывающие внизу джонки. «Нахуй такую жизнь» – подумал он. Сердюк вдохнул дым в последний раз и щелчком отправил окурок в бездны Москва-реки. Туда же полетела пустая смятая пачка «Иры» и фуросики* с обмотанной бинтами кусунгобу внутри. Проследив взглядом за изящной параболой полёта, Сердюк затянул фурисодэ потуже и, широко шагая, растворился в сторону Центрального Дома Художника…
*фуросики (яп.) – квадратный кусок ткани с рисунком или надписью, исполняющий роль сумки
На иллюстрации: обложка к одноименному фанмиксу для команды fandom Pelevin 2014, автор обложки [J]mybladdyblue.diary.ru/[/J]
Ссылка на фанмикс: читать дальшеfk-2014.diary.ru/p199750178.htm?oam#more7
Ссылка на текст в выкладках WTF Postmodern 2015: читать дальшеwtfcombat2015.diary.ru/p203244716.htm?oam#more7
Автор: TimSpirit специально для WTF Postmodern 2015
Размер: мини, 2188 слов
Пейринг/Персонажи: Семён Сердюк, в эпизодах Акико Кавабата, Есицунэ Кавабата, Тимур Тимурович, упоминаются Пётр Пустота, Просто Мария.
Категория: джен
Жанр: missing scene
Рейтинг: R
Канон: «Чапаев и Пустота», пре-канон, пропущенные сцены, пост-канон
Краткое содержание: история Семёна Сердюка, до и после известных событий
Предупреждение: кровькишки как следствие харакири, немного табуированной лексики
Примечание: несколько цитат из произведений Виктора Олеговича Пелевина
Размещение: свободное и невозбранное
читать дальшеКогда в середине 80х пресытившуюся Европу захватила мода на всё «советское», а особенно – искусство, Семён Сердюк был молодым зелёным юнцом, безусым и патлатым. Первые его пробы кисти были благосклонно восприняты как в маргинальных тусовках, так и в богемных салонах, благо процентов на девяносто там обреталась одна и та же публика.
Вращаясь среди московских концептуалистов, молодой Семён быстро уяснил максиму о смерти постмодернизма, о том, что «всё уже украдено до нас» и без зазрения совести принялся нагло подражать авторитетам, что выражалось скорее в компиляции классиков, чем в банальном плагиате. Хотя грань между этими понятиями если и была, то настолько тонкая, что разглядеть её было сложнее, чем подделать защитные водяные знаки на стодолларовой купюре.
Впервые в жизни пачку таких купюр Сердюк увидел в мае 87го в Париже, будучи уже не ещё одним «юным вундеркиндом», а вполне себе молодым, достаточно известным в околобогемной среде человеком. В столице Франции Семён оказался по приглашению местных кураторов как участник радикальной арт-группировки «Паталогоанатомическая Герменевтика». На организованном стенде для советских нонконформистов были представлены среди прочих и работы Сердюка. Лягушатникам пришёлся по душе сердюковский китч, соц-арт, плавно меняющий «соц» на «поп» и белесые немытые патлы «советского Уорхолла». Наиболее скандальными произведениями негласно были признаны две картины Сердюка – монументальное полотно «Сталин и Ворошилов как зеркало ленинградского дзен-буддизма», а также «Товарищ Будённый купает своего красного коня в фонтане им. Дружбы Народов». Последняя работа была небольшого размера, но выполненной с такими натуралистическими подробностями, что краснели даже видавшие виды французские арт-критикессы.
Впрочем, по-настоящему известности и лавров Семён Сердюк не снискал. Может быть, опоздал родиться, может – опередил время. Время наступило жуткое, непонятное. Европа быстро утратила интерес к совковой экзотике. Агонизируя, приказал долго жить СССР, а появившаяся путём кесарева сечения Россия оказалась явно недоношенным ребёнком. Семён не особо интересовался состоянием дел в многочисленных уездах и губерниях, ему с головой хватало увиденного в родной столице. Дела творились лихие, инфернальные политические биеннале проходили каждый второй день, а уж какие там устраивались перформансы и инсталляции, не снилось и коню Будённого. Так или иначе, а в обновляющуюся реальность Сердюк абсолютно не желал вписываться, да и не смог бы вписаться.
Инстинкт самосохранения подсказал ему переждать девятый вал государственных реформ на дне. Сердюк забухал по-чёрному. Оставшаяся от родителей квартира в добротном доме сталинской постройки и некоторые нематериальные сбережения в виде пока ещё востребованных картин превратили Сердюка в вынужденно премудрого пескаря. Он с головой зарылся в алкогольный ил, пока где-то там над ним рыскали хищные барракуды, электрические скаты и прочие недружелюбные дары моря.
Бухал Сердюк с 1990 по 1996 год. Нет нужды останавливаться на том, какие вершины духа были покорены за эти годы, какие Марианские впадины исследованы. Любой соотечественник Сердюка в любой момент может стать очевидцем этих хроник, достаточно посмотреть на один из трёх стеклянных предметов – зеркало, окно или экран телевизора.
Однако Семён, добровольно закопавшись в ил, вовсе не скатился вниз по социальному эскалатору. Не продал и даже не обменял престижную жилплощадь, не распродал отцовскую библиотеку, на которую давно облизывались знакомые букинисты, был осторожен с собутыльниками, в гости старался лишний раз никого не приглашать. На жизнь и имущество Сердюка не покушались даже заполонившие столицу охочие до лёгких денег «братки», чьё появление было гениально предсказано футуристами начала века. Ил, который конденсировался из алкогольных паров, словно берёг его, консервировал для лучших будущих времён.
Рисование, правда, было заброшено, зато Семён не отказывал себе в чтении, моционах по Москве и приятным необременительным раздумьям о том, «что же будет с Родиной и с нами». Сердюк отдавал себе отчёт, что превращается в карикатуру на небезызвестного Васисуалия Лоханкина, но его вполне устраивала эта сермяжная правда.
Не известно, что бы случилось с Сердюком, если бы не одна страшная, жуткая, безумная история весной 1996го. Скорее всего бы, защитное свойство ила в конце концов улетучилось, а сердюковская печень оказалась бессильна против внезапного удара ножа или цирроза. Хотя, если верить милицейскому протоколу, примерно так всё и вышло. Сердюка нашли в подвале одного из домов на Нагорном шоссе. Он лежал у калорифера с разрезанным животом и «розочкой» в синеющей руке.
Так как Семён к тому времени не представлял для стражей закона особого материального интереса (свою квартиру несколько лет назад, поразмыслив, Сердюк благоразумно переоформил на живущую в провинции родную сестру), ему «оформили» суицидальный синдром на фоне белой горячки. И отпустили бы на все четыре стороны, не настаивай бывший художник на несколько иной версии произошедшего.
Версия была настолько живописна и насыщена экзотическими деталями, что случаем Сердюка заинтересовался сам Тимур Тимурович Канашников, профессор, светило мировой психиатрии.
***
Своей госпитализацией Сердюк абсолютно не тяготился. Он как будто снова вернулся в ставший родным ил, только на этот раз ил был не с алкогольным, а с фармацевтическим послевкусием. Стены «канашниковой дачи», как окрестили заведение по созвучию с фамилией главврача, надёжно защищали его обитателей от внешнего мира, а внешний мир – от самих «дачников».
Семён числился на хорошем счету у врачей и санитаров. Бежать не пытался, слюни не пускал, экскрементами стены не разрисовывал. Единственное, что могло обратить Сердюка в буйное состояние, была его ахиллесова пята, его личная внутренняя Сцилла и Харибда в одном флаконе духа – тема Японии.
Всё, что касалось страны восходящего солнца, Сердюк люто ненавидел. И вместе с этим, Япония манила, дразнила, притягивала его всё больше и больше. С разрешения Тимура Тимуровича ему был открыт доступ к журналам о «ниппонской» истории и культуре, книги по синтоизму, произведения Хяккена Утида, Мацуо Басё, Рюноскэ Акутагавы и Мурасаки Сикибу. Главврач поощрял интерес Сердюка, считая это одним из признаков выздоровления. Обладающий огромными связями Канашников даже расщедрился на роскошный подарок. К очередному дню рождения пациента он торжественно вручил прослезившемуся художнику несколько раритетных томов «Кондзяку моногатари», «Сказаний о былом и современном».*
* «Сказания о былом и современном» («Кондзяку моногатари») — антология XII в., собрание тысячи с лишним легенд, написанных в период Хэйан (794-1185). Первоначально состояла из 31 тома, на сегодняшний день сохранилось только 28.
Лёжа в лечебной ванной или прилежно зубря катакану* (*Катакана — одна из двух слоговых азбук японского языка. Чаще всего используется для записи иностранных слов.), Сердюк нередко ловил себя на мыслях о произошедшем с ним той весной 96го. Порой он и сам не мог вспомнить – а было ли в действительности то собеседование в «Тайра инкорпорейтед», был ли вечер поэзии с господином Есицунэ Кавабатой, отпустили они тогда своих коней на волю или прав Тимур Тимурович, и всему виной банальный алкогольный эскапизм? Иногда, чаще всего находясь на «гарроте», Сердюк опять возвращался на залитый его кровью татами, ожидая от господина Кавабаты обещанной последней услуги. Но мучавшие Сердюка призраки всё чаще отступали, освобождая место для совсем других воспоминаний…
…Тогда, в подвале дома на Нагорном шоссе, Сердюк из последних сил тянулся к иллюзорному теплу калорифера. Из распоротой от диафрагмы до пупка хары шёл густой настоящий пар, из Сердюка с каждым его движением вываливалось его «я» и со шмякающим влажным звуком раскрашивало холодный бетонный пол. «И всё-таки, какой же я хара-но най хито*, бездуховный человек. Господи, дай пожить ещё немного… – так думал Семён, мысленно соглашаясь с Тимуром Тимуровичем. – Допился тогда до состояния Му-Му, а сатори так и не достиг».*
*хара-но най хито (яп.) — дословно «человек без живота»; здесь: «бездуховный человек»
*My (кор., яп.) — дзэн-буддийская категория абсолютного отрицания. «Состояние Mу» – сознание, очищенное oт идеи внешнего мира. Достижение состояния Mу при жизни обеспечивает человеку просветление (сатори) и переход в Нирвану. На бытовом уровне — полное отсутствие чего бы то ни было, включая ответы на заданные вопросы. Часто трактуется как «забери вопрос назад».
Может, благодаря гению профессора Канашникова, может, по какой-то совершенно иррациональной причине, «японская версия» тех событий постепенно начала отходить куда-то на периферию его сознания. Не то, что бы она пропала совсем, вовсе нет. Скорее, уподобилась пузырям на водной глади. Когда Сердюк поделился этим ощущением со своим соседом по палате, сумасшедшим поэтом Петром Пустотой, тот в свойственной ему манере развил сравнение.
«Не просто пузыри на воде, Семён, - наставительно сказал ему Пустота, - скорее, фотография этих пузырей, завалившаяся за комод и давно съеденная крысами. Причём, возможно крысы съели её ещё до того, как она была проявлена».
Сердюк нашёл сравнение в целом убедительным.
Из-за трагического случая с этим самым поэтом Пустотой и получилось так, что в 2004 году Семён Сердюк, пролечившийся восемь лет и довольно сносно к тому времени говорящий на японском языке, был вынужден покинуть стены «канашниковой дачи». К слову, Тимур Тимурович уже несколько лет периодически предлагал Семёну выписаться обратно в реальный мир. Главврач считал Сердюка полностью исцелившимся человеком. Однако сам Семён под различными предлогами просил оставить его «ещё на пару неделек». Впрочем, добрейший Тимур Тимурович не настаивал.
Всё изменилось, когда случилось ЧП. История была мутная, обросшая дикими слухами. Из неё неопровержимым было только то, что Пётр Пустота застрелился прямо в кабинете профессора. Канашников счёл это своим личным поражением, сделался мрачен и неразговорчив. Через несколько недель он сухо и в категоричной форме попросил Сердюка «на выход».
***
Вернувшись «на гражданку», Сердюк, по прощальному совету Тимура Тимуровича, начал восстанавливать старые связи в художественных кругах и всячески социализироваться. Социализация выразилась, прежде всего, тем, что Сердюк первым делом решил выпить, даже не выпить, а самым натуральным образом нажраться. И с удивлением обнаружил, что полностью утратил способность пьянеть. Возможно, виной всему были годы лечения несколькими десятками различных препаратов. Но Семён случившейся перемене только обрадовался. На фуршетах и выставках он вливал в себя литры спиртного, сохраняя трезвость ума и чёткость речи. Между прочим, к немалой зависти собратьев по холстам.
С работой получилось и того лучше. Помогло давнее знакомство с Макаром Гетманом. Бывший ранее скромным куратором и весьма посредственным галеристом, ныне Макар перешёл в политтехнологическую плоскость, где, по слухам, пользовался авторитетом. Гетман помнил Семёна, и всячески обещал содействовать – в их среде пребывание в «дурдоме» было скорее положительной строчкой в резюме, чем пятном на репутации.
С подачи Гетмана, Сердюк получил неплохой заказ на оформление «Записи о деяниях древности».*
*(«Записи о деяниях древности» («Кодзики») — крупнейший памятник древнеяпонской литературы, один из первых письменных манускриптов, основная священная книга синтоизма. Включает в себя свод мифов и легенд, собрание древних песен и исторические хроники)
Впрочем, эта работа приносила скорее моральные, чем материальные дивиденды. Для увеличения последних Сердюк подрабатывал, оформляя очередные издания «Камасутры» («новые и дополненные», как безбожно врали аннотации). А больше всего денег приносили нарисованные им для узкого круга ценителей якобы японские комиксы, в которых маленьких школьниц с размером груди, нарушающим все мыслимые законы анатомии, жестко насиловали осьминогоподобные существа с щупальцами и присосками, а также всяческие человекообразные роботы.
Так шли дни. Случалось, в гости к Семёну заходил его знакомый и сотоварищ по «канашниковой даче» - Просто Мария, в миру оказавшийся просто Константином Сергеевичем. Если Семён по привычке снова называл Константина «Марией», тот не возражал. Выписался Мария за полтора года до Сердюка и сейчас работал охранником в Останкинском телецентре. Мужчины пили алкоголь (Мария предпочитал ликёры, Сердюку было всё равно), говорили обо всём по чуть-чуть, иногда поминали Петра Пустоту. Про предпринимателя Володина Марии ничего не было известно.
Порою, Сердюку снился профессор Канашников.
- И чем же вас, Семён, не устраивают современные реалии? – спрашивал в этих снах главврач.
- Да, в общем-то, устраивают. Особенно ассортимент алкогольной продукции на прилавках. Но, стоит напиться и уснуть, – делился сокровенным Сердюк, – всё время Советский Союз вспоминаю. Да и мерещится, уж извините за прямоту, Тимур Тимурович, хуйня всякая.
- Не соизволите уточнить?
- Да вроде бы всё путём, а как посмотришь под другим углом… или градусом – ну что-то вот всё не то. А что – непонятно. Вот такая вот хуйня, Тимур Тимурович…
Впрочем, эти сны не относились к категории «кошмаров», и в холодном поту после них Сердюк не просыпался.
***
…Неделю назад Сердюк купил сразу десять пол-литровых бутылок «Абсолюта». Или двенадцать? Или полторы недели назад? Такие вещи трудно определить. Сердюк заполнял водкой маленький холодильник, а если не хватало места, помещал «Абсолют» в ванную, приговаривая при этом вслух: «Эврика! Эврика!».
За окном вовсю набирал силу московский месяц май, в дверь стучали, кажется, уже долгое время и, кажется, ногой (звонок, слава богу, не работал). «Либо сосед, либо мусора» - решил Семён и решительно пошёл открывать…
…Открыл, и увидел молодую японку в красивом фурисодэ*, с вышитой стаей летящих над рисовым полем журавлей.
*фурисодэ (яп.) – фасон кимоно с длинными рукавами
- Доброго дня, господин Сердюк! – смущаясь, сказала девушка, прикрыв лицо рукавом. – Меня зовут Акико Кавабата, мой отец когда-то удостоился чести быть знакомым с вами.
- Суки, блядь, узкоглазые, хуй вам! – заорал побелевший Сердюк и попытался захлопнуть дверь. Японка взмахнула веером и…
***
…Кавабата улыбнулся и сказал:
- Пока вы, Семён, привязывали наших коней и ублажали мой слух поэзией, достойной времён жестокой войны между Минамото и Тайра, я накосил травы для кайсяку. То есть, для меня. Почту за честь быть вашим кайсякунином. Когда ваше тело станет единым целым с кусунгобу* и начнёт непроизвольно заваливаться набок, я взмахом меча отрублю вам голову нахуй, Семён. Воистину, какое благородное оправдание себя перед небом и людьми. А пока, может, ещё сакэ?..
*кусунгобу (яп.) – ритуальный кинжал для сэппуку
Ну вот и всё, подумал Сердюк. Небо высоко и конь накормлен.
Кавабата сказал:
- Видите ли, Семён, есть поэзия слов, а есть поэзия поступка, поэзия реальности…
Сердюк вплотную приблизился к Кавабате и ласково спросил:
- Ты хотел, блядь, реальной поэзии? На!
И что есть силы ткнул остриём меча прямо в его хару…
***
…Сердюк стоял на Крымском мосту и смотрел на проплывающие внизу джонки. «Нахуй такую жизнь» – подумал он. Сердюк вдохнул дым в последний раз и щелчком отправил окурок в бездны Москва-реки. Туда же полетела пустая смятая пачка «Иры» и фуросики* с обмотанной бинтами кусунгобу внутри. Проследив взглядом за изящной параболой полёта, Сердюк затянул фурисодэ потуже и, широко шагая, растворился в сторону Центрального Дома Художника…
*фуросики (яп.) – квадратный кусок ткани с рисунком или надписью, исполняющий роль сумки
На иллюстрации: обложка к одноименному фанмиксу для команды fandom Pelevin 2014, автор обложки [J]mybladdyblue.diary.ru/[/J]
Ссылка на фанмикс: читать дальшеfk-2014.diary.ru/p199750178.htm?oam#more7
Ссылка на текст в выкладках WTF Postmodern 2015: читать дальшеwtfcombat2015.diary.ru/p203244716.htm?oam#more7
@темы: постмодернизм, фандомные боли, ЗФБ - 2015, дайджест ФБ, а вот ФИК вам!
-
-
29.02.2024 в 06:35Посетите также мою страничку
nvspwiki.hnue.edu.vn/index.php?title=Th%C3%A0nh... как оформить зарубежную карту
33490-+